|
ГИНЕКОЛОГИЧЕСКОЕ ДЕРЕВО. Когда мне становится невмоготу, а это случается через пятнадцать дней после возлияния, ноги сами несут меня к народу.Нет, не ко всему народу, допустим там российскому или американскому, а к народу, который обитает в непрезентабельных забегаловках. Подумаешь, скажете вы, Куприн или Хемингуэй нашелся. Все пьяницы себе подобных в компанию ищут. И вы не ошиблись. Именно, хочется мне побыть в среде людей, не связанных жестко моральными принципами существования. Чтобы внутренний голос молчал, а язык молотил. Ведь вы поймите, в какую глубину человеческого существования можно заскочить, какие тайники человеческой души познать. Вот где можно приблизиться к всеобщему равенству – мечте всех коммунистов. Чем больше возлияния – тем ближе к равенству. Прихожу я недавно в ближайшую “стоячку”. Денег особых не было, но слегка распорядиться мог. Взял себе для разгону. Кайфую, оглядываюсь – кого бы себе в друзья взять. Хвать, а искать и не надо. Встает рядышком, и так вежливо спрашивает: “Разрешите”, глазками морг, морг и головка на правом плече. Не старый мужчина. Что меня поразило – в соломенной шляпе, белом холщевом пиджаке и галстуке неопределенного цвета и времени, повязанным широким узлом на рубашке цвета хаки. В стакане у него граммов пятьдесят водочки. Помолчали. У меня сердце замирает – вот он пришел новый мир, новая вселенная. Не надо ни в какой космос отправляться. Смотрю на него ласково, поошряюще. И он начал сразу, взглянув проницательно: “Чувствую по Вас, что Вы человек понятливый” Думаю, что точно придется наливать. А он – вопрос: “Знаете ли вы, что такое гинекологическое дерево?”, и так на меня посмотрел, словно был уверен, что ни я, и никто другой этого не знает. Я действительно не знал, в чем тут же ему сознался. “А вот вы скажите – кто был ваш прапрадедушка?”. Уже два ноль в его пользу, потому что я отца то своего едва помнил. Смотрю, в глазах у него озорной такой огонек зажегся, и ко мне присматривается. Думаю, нет…, такие вопросы на сухую не обсуждаются. Говорю: “Позвольте вас угостить”, и по пятьдесят грамм в стаканчики разливаю. Чокнулись – “За ваше…”. Выпили. Жду с любопытством. “Так вот, - говорит он, - ни я и никто у нас в России не знает”. “Это как же так?”, спрашиваю, опешив. “А так, у кого гинекологические деревья были, тех всех большевики вырезали под корень. А мы с вами – потомки этих самых большевиков и деревья нам ни к чему”. Налил еще себе и ему, выпили, помолчали, он попрощался вежливо, с достоинством и ушел. Теперь, я надеюсь, вам понятно, почему я люблю общаться в непрезентабельных забегаловках. |